Кажется, она снова умудрилась уснуть - что это, действие препаратов, или просто сказался общий стресс? - потому что в какой-то момент вновь проснувшись, Осхилль с удивлением обнаружила, что вокруг была тишина - но не больничная, а как бывает в кабинетах массажиста, или иных подобных специалистов - расслабленная, умиротворяющая, и настраивающая даже чуть ли не на созерцание и медитацию. Она чуть поморгала, прежде чем полностью открыть глаза - а когда открыла, то увидела, что она была в донельзя уютной палате, окна были плотно задёрнуты шторами, стояла удобная мягкая мебель - и о том, что это была вообще-то больница, напоминала только кровать - да приборы над головой. Она осторожно прикоснулась ладонью ко лбу, и рассеяно зашипела - ссадина, пусть даже обработанная и заклеенная по всем правилам, тут же отозвалась тупой, ноющей болью.
Села, кое-как разглядывая полумрак в комнате, однако зажигать свет Хелле всё ещё не торопилась - к тому же неизвестно, как на яркий свет отреагирует её больная голова. В воздухе пахло необычно тонким ароматом лимонного кондиционера для белья, хрустящая больничная рубашка...
Ну и дела.
В Лондоне-то понятно, у них была частная медицинская страховка, благо тётя могла себе это позволить, но тут... неужели это тоже всё влияние Северайдов? Стало даже как-то неуютно от того, сколько у них было денег и влияния. Поёжившись, норвежка захотела было пройтись по палате, однако вспомнив про больную ногу, тут же отмела эту идею. Пока не поговорит с врачом, нечего даже и думать об этом. Да и всё равно... у неё же ни обуви, ни одежды нет, чтобы даже просто по полу палаты ходить. Поэтому для начала стоило хотя бы просто дождаться утра.
- Проснулась, красавица? - пропела медсестра. Осхилль только чуть потёрла глаза, и слабо улыбнулась, глядя на то, как пожилая женщина раздвигает шторы, - сейчас врач придёт ещё, осмотрит тебя, всё будет хорошо. Потом завтрак привезут, только скажи мне, какой ты предпочитаешь? Норвежка только чуть покачала головой - медленно, осторожно, словно всё ещё боялась, как отреагирует её голова - удивленно спросила: - В смысле, какой? Я что, могу выбрать завтрак? Та кивнула, протянув ей тут же кожаную папку с плотными кремовыми листами внутри, Хелле только изумленно взметнула вверх брови. Ну и дела!
- Тогда континентальный завтрак. И чай с молоком. Женщина только одобрительно кивнула: - Британка? - Осхилль улыбнулась краешком губ: - Ммммм... не совсем. Но к чаю с молоком я определенно пристрастилась. О том же, что на самом деле она страсть, как хотела кофе, пожалуй, пока что заикаться не стоило - вряд ли врач оценит.
Она с интересом осмотрелась.
Да уж, при утреннем свете в палате было ещё уютнее. Но вот оставаться без связи с внешим миром - это было совершенно не в её планах, да и потом так и от скуки помереть можно было. Она умоляюще взглянула на медсестру: - А можно мне мой телефон? Я недолго, честное слово! - но тут, к сожалению, медсестра была непреклонна, попросив её дождаться врача, и его разрешения - или же наоборот - на взаимодействие с аппаратом. Однако кое-что она всё же могла сделать - и Осхилль не преминула этим воспользоваться.
- Ну хорошо... а карандаш и бумагу можно попросить?
К тому времени, как к ней пришла Кая, Осхилль успела уже позавтракать, переговорить с врачом - телефон ей всё ещё не давали, но пообещали, что уже завтра можно будет начать им пользоваться, пусть и в разумных пределах! - и сейчас она отчаянно сидела на кровати, и чуть нервными, размашистыми, но от того не менее отточенными и профессиональными движениями наносила на бумагу черты её спасительницы. Ах если бы только чернографитный карандаш был в состоянии передавать все необходимые ей палитры цветов. Наконец дверь палаты скрипнула, впуская миниатюрную девушку, и норвежка расцвела: - Господи, мисс Северайд, вы просто ангел-хранитель..., - та только отмахнулась, да ещё и заверила, что Адриан Северайд ни о чём не узнает. И тут уже было совершенно неясно, чему радоваться сильнее, на самом деле - то ли тому, что она наконец-то может сейчас переодеться, то ли тому, что Адриан Северайд не будет ей лишний раз на мозг капать - и это при том, что технически её даже обвинить нельзя было ни в чем, но... помилуйте бога, речь шла про Северайда-старшего, а он, при желании, и к тексту Библии был способен придраться, особенно если его не будет, например, шрифт устраивать. Осталось только позвать медсестру - и попросить её помочь переодеться - только бы сильнее не травмировать ногу - хотелось ужасно хотя бы ненадолго, но снять эту такую неуютную больничную рубашку, а благодаря Кайе у неё был теперь и уютный велюровый домашний костюм, с кофтой с длинными рукавами, и даже смешные тапочки, не говоря уже обо всём прочем. Знаете, что это такое - банальная невозможность почистить зубы?
Да ужас же.
- Теперь хоть жить можно, - улыбнулась Осхилль, всё ещё не в силах поверить, что она наконец-то добралась до раковины, привела себя хотя бы в относительный вариант порядка, и может даже относительно трезво соображать и размышлять. Помимо всего прочего Кайя передала ей ещё пару футболок, сок, фрукты - даже стало невольно интересно, как у такого чудовища, как Адриан Северайд появилась такая милая и приятная дочь? Хотя это, скорее всего, сработал просто-напросто принцип Равновесия - одна сволочь, один ангел, и общая картина мира уже не настолько удручающая. Вот только кое-что её всё же волновало... или не волновало, а скорее... Она ненадолго задумалась, подыскивая наиболее подходящее по смыслу и сообразное ситуации слово. Но потом всё же пришла к мысли, что нет - всё-таки волновало.
Её волновало, не слишком ли наглой была её просьба, правильно ли её расценит Маргарита, что она вообще подумает про неё... придёт ли наконец? Она закусила губу, осторожно протянула руку к столику, на котором лежала стопка бумаги, с портретом на самом верху, снова взяла в руки карандаш, склонилась над уже практически полностью прорисованным лицом... Лицо Осхилль осветила какая-то удивительная нежность, трепет которые охватывали её всякий раз не просто, когда она работала, но когда прикасалась к чему-то воистину сказочному и прекрасному, к чему-то, что окрыляло её, и давало силы для новых свершений и побед. И даже несмотря на то, что это была работа простым чернографитным карандашом, лицо Маргариты было как живое - с удивительно яркими и горящими глазами. Не удержавшись, она провела тонкими пальцами по скуле рыжей, задумчиво представляя, какого это - провести по ней по-настоящему... и тут же одернула себя, коротко выругавшись на норвежском. О чём она вообще думает? Нельзя же так, в конце концов. Хелле продолжила рисовать, чуть оттенила контур губ, добавила солнечных "бликов" на подвеске...
А потом дверь открылась снова - и мир словно озарился изнутри, осветив буквально всю палату янтарно-золотистым всполохом волос, чистотой весеннего неба в глазах, и легким запахом - что это, лимон, зеленый чай... а может, ветивер? - и вот уже норвежка не может сдержать совершенно искренней и открытой улыбки, едва она только понимает, что это правда, что Маргарита на самом деле пришла - и не просто пришла, а ещё такая чистая, открытая, красивая - понятно теперь, почему она так и просится на бумагу. Норвежка расцвела, улыбнувшись: - Вот спасибо. Он мне точно пригодится - особенно когда вернусь к работе..., - и желательно как можно быстрее, потому как длительного простоя Северайд точно не потерпит, - а нагрузка у меня там... серьёзная. Она тут же спохватилась, кивнув: - О боже, разумеется! Прости...те, - чуть сконфузившись, добавила Хелле, при этом совершенно, кажется, не отдавая себе отчёт в том, что она совершенно забыла про то, что она забыла прикрыть своё недавнее творчество, и от одного осознания этого факта жаркая волна смущения тут же накрыла её с головы до ног.
Позорище-то какое!
